Люди считают невозможным то, чего не случалось раньше.
Название - Взаимосвязи
Фэндом - Thor (мувиверс)
Пейринг - Локи, Тор (пре-слэш)
Рейтинг - PG-13
Жанр - драма
Саммари - Написано на сквик-фест, на заявку 01-2701-27: "хочу фик по арту - арт. разжиревший Тор"
Предупреждения - AU условно. В тексте наличествуют определенные элементы тревожащих тем, не только в связи с темой заявки
Дисклеймер - я не получаю за это денег
читать дальшеТак что же: Локи вернулся в Асгард со своим братом, был осужден и ввергнут в самую мрачную темницу Асгарда, мучился и страдал, как всякий пленник, до скончания времен, пока небо не рухнуло на землю?
О, нет. Не совсем так. Все в мире сложено в равновесии и закономерности, то, что однажды связано, не может быть разъединено, а Асгарду все так же нужен правитель.
И вот, теперь, когда Один погружается в сон, спокойный за будущее своих владений, вверенных любимому сыну, пока Локи томится в темнице и капающая с решетки, что служит потолком, вода вымывает из его костей соль, Тор в богатых залах Асгарда пирует со своими друзьями - он невесел, но течение времени затирает раны, зализывает их, как зверь, и чужое веселье освобождает от тоски.
Локи не изводят намерено голодом, но кидают в его темницу одни объедки - лишь первые дни гордость берет верх над желанием жить, и после он начинает есть, никогда не вдоволь, никогда не вглядываясь в то, что ест. Тор будто чувствует голод брата в себе, и пытается, как может, загасить его, ест и пьет все больше, раз от раза чаще стараясь украдкой ослабить пояс одеяния за пиршественным столом - но даже переполненный яствами, он чувствует в себе подобием голода невнятную тоску, от которой не избавишься лишь залив ее медом или закидав кусками мяса с кровью. Глядя на жадно пытающего утолить этот голод Тора, Вольстаг смеется - берегись, друг, если так продолжишь, то скоро можешь так отяжелеть, что бой тебе будет тебе не по силам.
Локи сброшен в глубокий колодец, сточные воды стекают по каменным стенам, и, в ярости, он пытается выкарабкаться, ломает ногти об твердый камень, проклинает своих отцов - и обманщика, и того, кто позволил обманщику увести его сюда, в чуждый ему мир асов, а Тор, в роскоши и радости сияющего Асгарда, пытается забыть о Локи и его наказании, но едва ли может. Постепенно голод-горе угасает, но за ним остается привычка к обильным застольям, от которой тяжело избавиться. Тор рожден крепким, широким в кости, для таких, как он, обычно со вступлением в зрелость чуть раздаться - но Тор продолжает полнеть, не останавливаясь. Выходя на тренировочный бой с друзьями, он теперь вынужден с каждым разом все туже затягивать кожаную поддевку, которую носит под доспехом, но она помогает ему лишь до времени. Жир обхватывает его ладное тело, скапливается под кожей, ровно укладываясь и на грудь, и на бока, где постепенно сворачивается в складки, и более всего - на округлившийся беззащитно-мягкий живот. Чем больше тот растет, тем тяжелее Тору становится лишний раз подниматься с места, прежде нетерпеливый, он становится малоподвижным, ленивым - и от этого толстеет еще сильнее. Тор больше не воин, и понимает это - в его руках еще есть сила, но слишком быстро навалившаяся на него непривычная тяжесть делает его неуклюжим, неспособным нападать или отражать удары, в считанные месяцы из первого во всех битвах воителя он превратился в расплывшегося бездельника, но, рассеянно касаясь своего изменившегося тела - мягких складок на груди, живота, уязвимой складкой переваливающегося через пояс, Тор понимает, что это печалит его меньше, чем он мог бы представить.
Нескончаемые капли воды падают и падают на Локи, он кружится внизу, в своей темнице, будто мучимый блохами пес, который не может улечься, чтоб его не кусали. А потом он собирает воду в ладони и пьет ее, потому, что другой у него нет. К решетке подползает змей с золотистой головой, он разевает свою пасть, и яд капает с его выставленных зубов, в такт с водой ударяясь об кожу Локи, обжигая ее, тот от боли кусает губы до крови и вновь пытается вскарабкаться по гладкой стене к свету. Тор думает обо всем том времени, которое потратил на то, чтобы забыть Локи, и понимает, что его было слишком много - для чего-то столь бесплодного, и чем больше он думает, тем чаще ему кажется, что прочные стены Асгарда становятся тесны для его души и его горя, как стала тесна для раздавшегося тела старая одежда.
Месяцы тянутся долгие, будто голые крысиные хвосты, хлещут по щекам, к завершению года заключения Локи теряет счет дней, и может лишь гадать, как долго томится в тесноте и полумраке. Но всему приходит свой конец, и однажды Локи поднимают из его темницы молчаливые стражи, и ведут по красивым коридорам асгардского дворца - в тронный зал, к отдавшему им приказ Тору, который с улыбкой приветствует брата. Он не сидит, а стоит подле трона, по движениям его легко угадать, что под алой и золотой тканью одеяния, Тор сдавлен тугим корсетом, будто немужняя девица, нечаянно зачавшая дитя, и пытающаяся укрыть от любопытных взглядов свое положение, но эта попытка едва ли может назваться удачной - даже стянутый сверх всякой меры, пояс Тора едва ли кажется уже могучих плеч.
- А ты изменился, мой брат, - губы Локи вздрагивают, будто в усмешке, но она скорее напоминает судорогу, - не похож больше на прежнего ловкого воина.
- И ты тоже не остался прежним.
Локи щурит выцветшие глаза от сверкающего асгардского золота и серебра, но не опускает головы, прежний в одном, он изменился в ином за проведенное в темное время: он не столько отощал, сколько истлел, его кожа стала похожей на липкий воск, рот будто оплавился от ночного холода темницы, и усмешка стала гримасой. Но в нем все еще живет колдовство и воинская хитрость, что не уступает в своей ценности силе, Тор видит это.
- Скажи мне, брат, - говорит он, глядя Локи в глаза, и только тогда от отводит взгляд, - смирился ли ты? Готов ли ты раскаяться в свершениях, и вместе со мной служить всему народу асов?
- Что же, властитель Асгарда, - Локи шипит, будто змей, чей яд стекал по его плечам, но покорно становится на колени, - я готов принять твою власть, если ты примешь мое сожаление.
Тор спускается вниз по ступеням и подходит к нему ближе: голос Локи не дрожит, но это не значит, что в нем нет сожалений. Любая вина имеет свою цену, и нет такого греха, какой нельзя было бы искупить. Локи поднимается с колен, чтобы снова посмотреть Тору в глаза - тот становится рядом, так близко, что слышно его дыхание под натянутой парчой.
- Так ты готов принести клятву верности, на крови и на сердце, на нашей прежней братской дружбе, что пойдешь более против воли моей, как воли нашего отца? - он говорит "нашего", и Локи встряхивает головой. Слипшиеся от влаги, которая никогда не высохнет, волосы ударяют его по щекам.
- Знаешь, я думаю, тебе нужен тот, кто поможет нести тебе тяжесть правления отцовскими землями, - шепчет Локи, склонившись к уху Тора, как делал прежде, - и, даже после моих прежних ошибок, ты доверяешь моему уму больше, чем умам других. Я готов помогать тебе советом, готов, если потребуется, я повести в бой воинов Асгарда, и они одержат победу, - говорит он, и не лжет, - лишь позволь мне сидеть у своего трона: я был неправ, пытаясь стать первым, но ты будешь неправ, если не позволишь мне стать вторым в царстве.
Тор берет его за подбородок, осторожно, как будто боится раздавить кость, слишком сжав пальцы:
- Если я хоть на миг усомнюсь в тебе, ты вернешься в подземелья, и более никогда не выйдешь оттуда, понимаешь?
Локи усмехается, подаваясь назад: на языке его - множество слов: то, что сказал бы прежний Локи, еще не знавший о лжи, которую говорили ему, и не знавший мести за нее: "я выдержу любое твое испытание, скажи-ка лучше: а швы твоего наряда выдержат, если ты сядешь в нем на трон?", и то, что сказал бы упрямец, брошенный в темницу: "я могу попробовать сдержаться, ты можешь попробовать поверить, и узнаем, кто из нас умнее".
- Ты не усомнишься, - он снова не лжет.
Так что же: и жили они долго и счастливо, век за веком, до тех пор, пока время не превратило золотые волосы Тора в серебряные, а Локи не обратился едва в дышащую мумию, высохшую от времени, как забытая на столе хлебная корка?
О нет. Не совсем так. Заживают только те раны, которым сам позволяешь зажить, а Локи не из тех, кто позволяет ранам затягиваться. Боль делает его сильнее, как и память, и, день за днем подчинив своей воле правление брата, он не завершил месть, а лишь начал ее, но это - совсем иная история.
Фэндом - Thor (мувиверс)
Пейринг - Локи, Тор (пре-слэш)
Рейтинг - PG-13
Жанр - драма
Саммари - Написано на сквик-фест, на заявку 01-2701-27: "хочу фик по арту - арт. разжиревший Тор"
Предупреждения - AU условно. В тексте наличествуют определенные элементы тревожащих тем, не только в связи с темой заявки
Дисклеймер - я не получаю за это денег
читать дальшеТак что же: Локи вернулся в Асгард со своим братом, был осужден и ввергнут в самую мрачную темницу Асгарда, мучился и страдал, как всякий пленник, до скончания времен, пока небо не рухнуло на землю?
О, нет. Не совсем так. Все в мире сложено в равновесии и закономерности, то, что однажды связано, не может быть разъединено, а Асгарду все так же нужен правитель.
И вот, теперь, когда Один погружается в сон, спокойный за будущее своих владений, вверенных любимому сыну, пока Локи томится в темнице и капающая с решетки, что служит потолком, вода вымывает из его костей соль, Тор в богатых залах Асгарда пирует со своими друзьями - он невесел, но течение времени затирает раны, зализывает их, как зверь, и чужое веселье освобождает от тоски.
Локи не изводят намерено голодом, но кидают в его темницу одни объедки - лишь первые дни гордость берет верх над желанием жить, и после он начинает есть, никогда не вдоволь, никогда не вглядываясь в то, что ест. Тор будто чувствует голод брата в себе, и пытается, как может, загасить его, ест и пьет все больше, раз от раза чаще стараясь украдкой ослабить пояс одеяния за пиршественным столом - но даже переполненный яствами, он чувствует в себе подобием голода невнятную тоску, от которой не избавишься лишь залив ее медом или закидав кусками мяса с кровью. Глядя на жадно пытающего утолить этот голод Тора, Вольстаг смеется - берегись, друг, если так продолжишь, то скоро можешь так отяжелеть, что бой тебе будет тебе не по силам.
Локи сброшен в глубокий колодец, сточные воды стекают по каменным стенам, и, в ярости, он пытается выкарабкаться, ломает ногти об твердый камень, проклинает своих отцов - и обманщика, и того, кто позволил обманщику увести его сюда, в чуждый ему мир асов, а Тор, в роскоши и радости сияющего Асгарда, пытается забыть о Локи и его наказании, но едва ли может. Постепенно голод-горе угасает, но за ним остается привычка к обильным застольям, от которой тяжело избавиться. Тор рожден крепким, широким в кости, для таких, как он, обычно со вступлением в зрелость чуть раздаться - но Тор продолжает полнеть, не останавливаясь. Выходя на тренировочный бой с друзьями, он теперь вынужден с каждым разом все туже затягивать кожаную поддевку, которую носит под доспехом, но она помогает ему лишь до времени. Жир обхватывает его ладное тело, скапливается под кожей, ровно укладываясь и на грудь, и на бока, где постепенно сворачивается в складки, и более всего - на округлившийся беззащитно-мягкий живот. Чем больше тот растет, тем тяжелее Тору становится лишний раз подниматься с места, прежде нетерпеливый, он становится малоподвижным, ленивым - и от этого толстеет еще сильнее. Тор больше не воин, и понимает это - в его руках еще есть сила, но слишком быстро навалившаяся на него непривычная тяжесть делает его неуклюжим, неспособным нападать или отражать удары, в считанные месяцы из первого во всех битвах воителя он превратился в расплывшегося бездельника, но, рассеянно касаясь своего изменившегося тела - мягких складок на груди, живота, уязвимой складкой переваливающегося через пояс, Тор понимает, что это печалит его меньше, чем он мог бы представить.
Нескончаемые капли воды падают и падают на Локи, он кружится внизу, в своей темнице, будто мучимый блохами пес, который не может улечься, чтоб его не кусали. А потом он собирает воду в ладони и пьет ее, потому, что другой у него нет. К решетке подползает змей с золотистой головой, он разевает свою пасть, и яд капает с его выставленных зубов, в такт с водой ударяясь об кожу Локи, обжигая ее, тот от боли кусает губы до крови и вновь пытается вскарабкаться по гладкой стене к свету. Тор думает обо всем том времени, которое потратил на то, чтобы забыть Локи, и понимает, что его было слишком много - для чего-то столь бесплодного, и чем больше он думает, тем чаще ему кажется, что прочные стены Асгарда становятся тесны для его души и его горя, как стала тесна для раздавшегося тела старая одежда.
Месяцы тянутся долгие, будто голые крысиные хвосты, хлещут по щекам, к завершению года заключения Локи теряет счет дней, и может лишь гадать, как долго томится в тесноте и полумраке. Но всему приходит свой конец, и однажды Локи поднимают из его темницы молчаливые стражи, и ведут по красивым коридорам асгардского дворца - в тронный зал, к отдавшему им приказ Тору, который с улыбкой приветствует брата. Он не сидит, а стоит подле трона, по движениям его легко угадать, что под алой и золотой тканью одеяния, Тор сдавлен тугим корсетом, будто немужняя девица, нечаянно зачавшая дитя, и пытающаяся укрыть от любопытных взглядов свое положение, но эта попытка едва ли может назваться удачной - даже стянутый сверх всякой меры, пояс Тора едва ли кажется уже могучих плеч.
- А ты изменился, мой брат, - губы Локи вздрагивают, будто в усмешке, но она скорее напоминает судорогу, - не похож больше на прежнего ловкого воина.
- И ты тоже не остался прежним.
Локи щурит выцветшие глаза от сверкающего асгардского золота и серебра, но не опускает головы, прежний в одном, он изменился в ином за проведенное в темное время: он не столько отощал, сколько истлел, его кожа стала похожей на липкий воск, рот будто оплавился от ночного холода темницы, и усмешка стала гримасой. Но в нем все еще живет колдовство и воинская хитрость, что не уступает в своей ценности силе, Тор видит это.
- Скажи мне, брат, - говорит он, глядя Локи в глаза, и только тогда от отводит взгляд, - смирился ли ты? Готов ли ты раскаяться в свершениях, и вместе со мной служить всему народу асов?
- Что же, властитель Асгарда, - Локи шипит, будто змей, чей яд стекал по его плечам, но покорно становится на колени, - я готов принять твою власть, если ты примешь мое сожаление.
Тор спускается вниз по ступеням и подходит к нему ближе: голос Локи не дрожит, но это не значит, что в нем нет сожалений. Любая вина имеет свою цену, и нет такого греха, какой нельзя было бы искупить. Локи поднимается с колен, чтобы снова посмотреть Тору в глаза - тот становится рядом, так близко, что слышно его дыхание под натянутой парчой.
- Так ты готов принести клятву верности, на крови и на сердце, на нашей прежней братской дружбе, что пойдешь более против воли моей, как воли нашего отца? - он говорит "нашего", и Локи встряхивает головой. Слипшиеся от влаги, которая никогда не высохнет, волосы ударяют его по щекам.
- Знаешь, я думаю, тебе нужен тот, кто поможет нести тебе тяжесть правления отцовскими землями, - шепчет Локи, склонившись к уху Тора, как делал прежде, - и, даже после моих прежних ошибок, ты доверяешь моему уму больше, чем умам других. Я готов помогать тебе советом, готов, если потребуется, я повести в бой воинов Асгарда, и они одержат победу, - говорит он, и не лжет, - лишь позволь мне сидеть у своего трона: я был неправ, пытаясь стать первым, но ты будешь неправ, если не позволишь мне стать вторым в царстве.
Тор берет его за подбородок, осторожно, как будто боится раздавить кость, слишком сжав пальцы:
- Если я хоть на миг усомнюсь в тебе, ты вернешься в подземелья, и более никогда не выйдешь оттуда, понимаешь?
Локи усмехается, подаваясь назад: на языке его - множество слов: то, что сказал бы прежний Локи, еще не знавший о лжи, которую говорили ему, и не знавший мести за нее: "я выдержу любое твое испытание, скажи-ка лучше: а швы твоего наряда выдержат, если ты сядешь в нем на трон?", и то, что сказал бы упрямец, брошенный в темницу: "я могу попробовать сдержаться, ты можешь попробовать поверить, и узнаем, кто из нас умнее".
- Ты не усомнишься, - он снова не лжет.
Так что же: и жили они долго и счастливо, век за веком, до тех пор, пока время не превратило золотые волосы Тора в серебряные, а Локи не обратился едва в дышащую мумию, высохшую от времени, как забытая на столе хлебная корка?
О нет. Не совсем так. Заживают только те раны, которым сам позволяешь зажить, а Локи не из тех, кто позволяет ранам затягиваться. Боль делает его сильнее, как и память, и, день за днем подчинив своей воле правление брата, он не завершил месть, а лишь начал ее, но это - совсем иная история.
)
